Светские беседы

«Высокое косноязычье»: пределы допустимого

Подробности

Создано 15.10.2010 17:03

Просмотров: 2164

ОБ ОТНОШЕНИИ К ПРАВИЛАМ СТИХОСЛОЖЕНИЯ БЕСЕДУЮТ ПОЭТЫ ЕВГЕНИЙ ИЗМЕСТЬЕВ И ВЛАДИМИР КОРМАН

3 октября, в день рождения Сергея Есенина, литературные и окололитературные круги нашей страны традиционно отметили Всероссийский день поэзии.

По замечанию многих наблюдателей, Россия продолжает переживать настоящий поэтический бум, начавшийся едва ли не десяток лет назад.

Пишут сегодня многие и много… Другое дело, как пишут.

Известно, что еще в начале ХХ века замечательный поэт Николай Гумилев назвал поэзию «высоким косноязычьем». Но к сожалению, в наши дни акцент в этом определении всё больше смещается в сторону слова «косноязычье».

О том, как усилить тенденцию перехода количества в качество мы беседуем с поэтами Евгением Изместьевым и Владимиром Кóрманом.

Поскольку все участники встречи давние знакомые, сама беседа сразу же приобрела неформальный товарищеский характер.

Антон Касков: Евгений, Владимир, все мы прекрасно знаем, что в поэтической речи, действительно, допустимо и оправдано многое из того, что мы не применяем даже в разговорной речи – изменение привычного порядка слов, устаревшая лексика, новые (авторские) слова и многое другое. Однако сочинители зачастую идут еще дальше – употребляют слова в несвойственных им значениях, пренебрегают таким условием, как сочетаемость слов, конструируют тексты с явными нарушениями соответствующих правил и так далее… Иной раз складывается впечатление, что автор относится к языку недопустимо вольно… С обсуждения этой темы я и хотел бы начать.

Как, по-вашему, средства языка – это готовые кирпичики, которыми, как деталями конструктора, пользуется поэт, или это некая сырая масса, которую поэт может преобразовывать по собственному усмотрению?

Евгений Изместьев: Я считаю, что поэт – это такой человек, который может всё. В одних случаях он может использовать готовые кирпичики, а иногда, наверное, он эти кирпичики изготавливает сам, потому что поэт, да и прозаик тоже, – это человек, который должен обладать бóльшим словарным запасом, нежели другие люди. И этот словарный запас только продолжает совершенствоваться и увеличиваться по мере развития самого автора. Так что даже при наличии «готовых кирпичиков» поэту приходится очень много работать со словом. Как писал Маяковский:

Поэзия – та же добыча радия.

В грамм добыча, в годы труды.

Изводишь единого слова ради

Тысячи тонн словесной руды.

Владимир Корман: По моему мнению, запросто преобразовывать язык нельзя даже поэту. Поэт все-таки должен в выборе приемов исходить из законов русского языка, а также из законов, принятых в поэзии. Этой мысли я всегда придерживался и всегда ее пропагандировал.

Евгений Изместьев: Что касается законов поэзии, то ведь человек может писать, вообще не зная никаких законов, основываясь исключительно на своих чувствах, на своей интуиции. Да и разве было бы это интересно, если бы существовал некий свод правил? Конечно, ряд определенных установок все-таки есть, но отнюдь не жестких установок.

Владимир Корман: Возможно, я неправильно выразился, и речь нужно вести не о законах, а о негласных правилах. Они сложились еще в XIХ веке, и поэты Серебряного века слишком часто их нарушали. Проблема же заключается в том, что поэты нашего времени поддерживают именно это бунтарское отношение к традиции, не зная при этом самой традиции, а ведь ее знали поэты Серебряного века. Сегодня нередки случаи, когда поэты просто не видят разницы между оправданным и неоправданным нарушением правил.

Евгений Изместьев: В любом виде искусства, хоть в живописи, хоть в литературе, люди преимущественно пишут классическим стилем, но всегда найдутся те, кто будет использовать образы и техники, скажем так, специфические, как кубизм в живописи. То же самое в поэзии. Большинство авторов пишет в классическим реалистическом ключе, хотя кое-кто пытается выезжать и на большей образности как в форме, так и в содержании. Но это же прекрасно, когда человек умеет наряду с произведениями в классическом ключе создать необычные образные вещи.

Владимир Корман: Меня часто упрекают в том, что я приверженец классики, приверженец формы. И это отчасти верно: я действительно приверженец формы, но той формы, которую задал сам автор, а ведь автор волен задать любую форму, главное – суметь ее затем выдержать. Если же он ее не выдерживает, то, соответственно, нарушает правила, причем те, которые сам себе поставил. Но это нарушение, собственно, и выглядит, как нарушение, поскольку каких-то принципиально новых ключей подачи мысли поэты, как правило, не выдумывают и обращаются к уже существующим. И неважно, к чему они обращаются – к белому стиху, верлибру или чему-то еще – всё это имеет свои старые устоявшиеся нормы. Они-то, не будучи выдержаны, и нарушаются.

Если же вернуться к разговору о правилах русского языка, то современные молодые поэты считают, что существующие правила загоняют их душу в рамки. Хотя, по-моему, человек, взявшийся писать стихи, заведомо загоняет свою душу в рамки, потому что если он хочет создать что-то стоящее, то просто обязан соблюдать определенные каноны.

Антон Касков: Нередко «косноязычие» из формы переходит в содержание, когда образность перестает служить оригинальной авторской идее, а становится некоей самоцелью. Как избежать ситуации, в которой находятся многие авторы и которую можно описать строкой из пьесы «Собака на сене»: «Поймет ли кто? Себя я понимаю»? 

Владимир Корман: Я считаю, что во всем нужно знать меру. Злоупотребление образной манерой может говорить о том, что автор просто не умеет писать. Потому что настоящий автор, по моему мнению, должен уметь работать в нескольких стилях, хотя бы ему и нравился какой-то один. Тот же Маяковский, если вспомнить, прекрасно владел классической формой.

Евгений Изместьев: Лично я стараюсь писать так, чтобы меня понимали все, и чтобы я сам себя понимал. Я иногда пытаюсь написать какое-то стихотворение более образно, символично, но у меня это пока не очень получается… так чтобы выстроить все стихотворение на образах, ассоциациях... Я читаю авторов, которые пишут в таком стиле. Признаться, некоторые стихи я понимаю только наполовину, остальное для меня темный лес... Обращаешься за разъяснением к автору, он говорит: «Я пишу для себя и все понимаю». Но если ты пишешь для себя, то ради Бога, ты и пиши только для себя. Однако ж, так не происходит. Человек, заявляющий о такой позиции, тем не менее, выносит свои стихи на обсуждение... И следует признать, в общем-то, находит единомышленников… в том или ином количестве.

Владимир Корман: Соглашусь с Евгением. Дело в том, что мы априори не можем быть знакомы с произведениями человека, который пишет только «для себя». Любое стихотворение, которое передается автором какому-либо лицу, уже «не для себя». Соответственно, автору все же следует заботиться о читательском восприятии.

Антон Касков: Так в чем же, по-вашему, заключается основная проблема современной поэзии – в общем падении уровня грамотности или в тенденции к большей эгоистичности?

Владимир Корман: Я считаю, что виновата школа. Проводя в своем литературном клубе семинары по стихосложению, мы по сути лишь повторяем то, что уже известно людям по школьной программе. Почему бы тем же рифме и ритму не уделить в школе еще два-три практических урока, чтобы ученики не только умозрительно усвоили эту тему?

Евгений Изместьев: Действительно, сложилась парадоксальная ситуация: литературу в школе зачастую преподают, скажем так, без особого усердия, и отношение к ней соответствующее, а число людей, которые интересуются поэзией и пишут стихи, только растет.

Владимир Корман: Есть еще один аспект. Почему современные молодые люди очень часто позиционируют себя в качестве поэтов? Это считается чем-то «крутым», то есть модным, статусным. Раньше такого не было.

Евгений Изместьев: Я бы посмотрел шире и, вообще, предостерег от того, чтобы называть поэтами всякого сочиняющего. Как у нас, бывает, становятся поэтами? Кто-то что-то сочиняет, неважно как, читает свои стихи в кругу себе подобных. Там все по кругу друг другом восхищаются, называют друг друга поэтами, а в итоге начинают воспринимать мир поэзии неадекватно, перестают различать разницу уровней. Прочитают какого-нибудь признанного классика и судят о нем так, что, мол, «и у него тоже неплохо». Сам механизм попадания человека в число «поэтов» порой не выдерживает критики.

Владимир Корман: Надо учиться, а учиться мало кто хочет. В любом деле ты должен обладать определенным минимумом специальных знаний. Одного желания чем-то серьезно заниматься явно недостаточно.

В связи с этим вот на что я обратил внимание: чем более высокий уровень мастерства приобретают сочиняющие, тем больше они начинают задумываться о том, что и как они сочиняют. Писать по-старому им становится стыдно, а писать по-новому тяжело. Многие в такой ситуации вообще бросают писать.

Антон Касков: И как итог: дисциплинированность в поэзии – вещь необходимая или факультативная?

Владимир Корман: Я считаю, что обязательная, поскольку в любой технологии производства есть вариативность, но есть и каноны, нарушая которые, не получишь тот продукт, который заявляешь.

Евгений Изместьев: Дисциплина всё же должна быть. Да, есть исключения из правил – всё равно их кто-то будет нарушать. Но и система правил должна быть не жесткой, а гибкой.

По завершении этой беседы я невольно вспомнил известную формулу: «Много думай, мало говори, ничего не пиши». Однако если с последняя ее составляющая вызывает ряд вопросов, то первая, напротив, никаких вопросов вызывать не может, и не важно при том, пишущий ты человек или только читающий. 

Автор: Антон Касков

Фото Татьяны Южаниной